Черный охотник [авторский сборнник] - Джеймс Кервуд

Была уже середина октября. Ни Монкальма, ни Вольфа не было уже в живых. Квебек представлял собой сплошные руины, а Англия нераздельно господствовала в Новом Свете. Джимс ни на одну минуту не забывал трехногого пса, проходившего между линиями врагов в памятный сентябрьский день. Он никому не обмолвился ни единым словом об этом существе, даже старшей сестре, матери Сен-Клод, уделявшей ему особенное внимание. С каждым днем в нем росла и крепла уверенность, что виденное им на поле брани было лишь иллюзией, обманом зрения в результате перенапряжения нервов.

Тем не менее стоило ему увидеть собаку на улицах Квебека, и он первым делом смотрел, все ли у нее ноги.

Он не совершал долгих прогулок, и к тому же бродил всегда один. Джимс встречал многих товарищей по оружию, но те не узнавали его, а у него не было желания открываться им. Он до такой степени отощал, что скорее напоминал человека, приближающегося к смерти, чем находящегося на пути к выздоровлению. Он ходил, тяжело опираясь на палку, сгорбленный, с ввалившимися глазами, с лицом изможденным, как у старика, с руками тонкими, как плети. Тот небольшой интерес к жизни, который еще оставался в нем раньше, казалось, испарился вместе с его иссякшими силами.

Немного оживило его рыцарское отношение англичан к побежденным. Это находило отклик в его английской крови, унаследованной от матери. Как это ни казалось невероятным, но англичане вели себя как друзья, отнюдь не как победители. Начиная с бригадира Меррея и кончая рядовыми солдатами, все относились к французам вежливо, великодушно, делились с голодающими жителями хлебом и табаком, безвозмездно помогали им отстраивать разрушенные жилища и всячески старались завоевать расположение этих людей, обманутых и разоренных губернатором Новой Франции, его разнузданными приспешниками и развратным, безвольным королем сего придворной кликой.

Джимс всем своим существом воспринимал эту дружбу недавних врагов. Вначале он оставался молчаливым, держался в стороне ото всех и говорил лишь тогда, когда того требовала от него элементарная вежливость. Он замечал, что многие останавливают на нем свой взор с выражением искренней жалости, и порой, когда ему становилось трудно держаться на ногах, чужие руки приходили немедленно на помощь. Его силы возвращались очень медленно, но на второй неделе после того, как он стал сам передвигаться, случилось нечто такое, от чего кровь начала быстрее переливаться в его жилах.

Он однажды подслушал на улице разговор двух солдат. Они говорили о собаке, о трехногой собаке, неторопливо прошедшей между линиями врагов, когда англичане готовились уже открыть огонь по французам.

Когда Джимс вернулся в госпиталь, мать Сен-Клод решила было, что у него снова начинается лихорадка, до такой степени он был возбужден. На следующий день он принялся за поиски собаки. Он нашел еще людей, которые видели то, что он узрел собственными глазами во время боя. Он осторожно задавал вопросы, не желая никому открывать причины своего интереса к столь ничтожному обстоятельству. Он твердил себе, что эта собака не могла быть Потехой, но тем не менее он искал именно Потеху. Подобное душевное состояние порой тревожило его, и он нередко задавал себе вопрос, не начинает ли он терять разум. Надеяться на то, что Потехе удалось избежать страшной мести Тиоги и самой добраться до Квебека, преодолев сотни миль непроходимой глуши, значило терять рассудок.

Все же он продолжал искать, стараясь уверить себя, что это является попросту развлечением, полезным для его здоровья, и что только любопытство, а отнюдь не надеж» да, заставляет его искать собаку о трех ногах. Большую часть досуга он проводил в нижней части города, изобиловавшей собаками, но труды его ни к чему не приводили.

Его поиски неожиданно пришли к концу как раз в противоположной стороне города, где жила более богатая часть населения. Нанси Ганьон, урожденная Лобиньер, так описывала этот инцидент в письме к своей любимой подруге Анне Рок, урожденной Сен-Дени. Письмо это, хотя и сильно пострадавшее и выцветшее от времени, сохранилось до сих пор.

«Я только было вышла из дома, как вдруг увидела какую-то странную фигуру, остановившуюся у ворот железной ограды, отделявшей от улицы двор, где маленький Джимс в это время играл со своими кубиками и палочками. Это был солдат в выцветшей форме Новой Франции, и на руке у него красовалась повязка раненого. По-видимому, он лишь недавно встал с постели после продолжительной болезни. Он издал хриплый возглас, зашатался и прислонился к воротам. Я подумала, что он близок к потере сознания, и поспешила к нему на помощь.

Но в этот момент случилось нечто удивительное. Собака, сторожившая мальчика, кинулась на незнакомца, и я, в ужасе от этой неописуемой атаки, закричала что было мочи. Подхватив с земли какую-то безобидную палочку, я собиралась ударить животное, чтобы отогнать его от намеченной жертвы. Вообрази мое удивление, когда я увидела, что человек и животное оба обезумели от радости, очевидно, узнав друг друга.

Поведение собаки, а равно и мой крик напугали бедного мальчика, и он поднял рев. Из дома выбежали Туанетта и мой отец. Я в жизни не забуду того, что произошло потом. Туанетта сперва кинулась к своему ребенку, а потом заметила человека, стоявшего у ворот, и у меня в ушах до сих пор еще отдается дикий вопль, вырвавшийся у нее из груди. Она кинулась в объятия этой жалкой развалины и, рыдая, стала покрывать его лицо поцелуями. Собака не переставала скакать вокруг них, издавая радостный визг, маленький Джимс ревел во всю силу своих легких, а я все стояла, комично подняв палочку, которой я собиралась отогнать собаку.

Конечно, это необычайное зрелище начало привлекать к нам любопытных прохожих, и…»

Вот как случилось, что Джимс нашел свою жену и ребенка. Первые минуты в доме Лобиньер, куда Нанси провела его и Туанетту, следом за которыми шли ее отец и негр, несший на руках ребенка, казались Джимсу столь же нереальными, как и последние минуты боя на равнине Авраама. Нанси усадила его в кресло и принесла ему маленького Джимса, все еще цеплявшегося за шею Туанетты. И тогда только Джимс Бюлэн узнал, что у него есть сын. Он был до такой степени потрясен событиями этих нескольких минут, что даже не заметил слепого Эпсибу Адамса, который, подвигаясь ощупью вдоль стены, пришел узнать, чем вызвана такая суматоха.

А когда они остались одни в комнате Туанетты, последняя рассказала Джимсу, что случилось с ней после ее бегства из Ченуфсио.

Она рассказала ему, как Эпсиба Адамс был взят в плен могауками, бежал от них и снова был захвачен Сенеками, как она пыталась смягчить сердце Тиоги, когда слепого Эпсибу привели в Ченуфсио, но все ее труды оказались бесполезными.